Суета сует - Борис Курланд
– Я и сама влюбилась в него, – сказала Нехама. – Когда у них с матерью завязался роман, даже не знаю.
– А вот и мои женщины. – Мотке стоял рядом, было непонятно, слышал ли он рассказ дочери. – Пойдемте, я купил вкусное мороженое.
Беэр-Шева. 1974 год
Новые соседи
– У нас новые соседи, утром приехали, – сообщила Роза матери.
– Кто такие?
– Не знаю, муж и жена, без детей.
– Молодые? Откуда приехали?
Роза пожала плечами. Пока мать отсутствовала, ей пришлось возиться с Алоном, мальчик капризничал, требовал постоянного внимания, а она надеялась в выходные посидеть над несколькими уравнениями.
– У меня не было времени вздохнуть, не то что ходить по соседям, – пожаловалась она. – Алон все время про тебя спрашивает: где баба Кира, хочу бабу Киру.
– Возвращайся домой раньше, пусть привыкает к родной мамочке.
Роза ничего не ответила. Каждый день она уезжала на занятия в Тель-Авив, вставала в пять утра, шла пешком до центральной автобусной станции, там садилась на первый утренний автобус, который останавливался у каждого столба. В Тель-Авиве пересаживалась на другой автобус. Надо было попросить общежитие, но оставлять Киру одну с ребенком совесть не позволяла. Если бы отец был дома…
Фима преобразился, в нем вдруг вспыхнул живой огонь. С утра пораньше глава семьи направлялся в местное отделение Сохнута, торчал в очередях, выбивал у чиновников денежную помощь, электротовары, необходимую мебель, записал всех в больничную кассу, в ульпан, где начинался курс иврита, перезнакомился с такими же репатриантами, получил кучу советов, иногда полезных, открыл семейный счет в банке и даже умудрился найти работу техника в мастерской по починке телевизоров, радиоприемников и мелких электротоваров. Случайно познакомился с одинокой женщиной, приехавшей с Украины, спустя пару месяцев переехал к ней жить. Два-три раза в неделю заходил посмотреть на внука, спросить, нужно ли помочь, покрутившись по квартире, уходил на новое место жительства.
В дверь постучали. На пороге стояла невысокая черноволосая женщина лет тридцати.
– Прошу прощения, я ваша соседка, нам дали квартиру напротив. Мой муж плохо себя чувствует. – На лице женщины появилась мимолетная гримаса, но Кира цепким взглядом все видела. – Квартира практически пустая, мы не успели… никто ничего не объясняет.
– А что с вашим мужем? – спросила Кира.
– У него температура, а у меня никаких лекарств, хотя бы до утра дотянуть.
Кира порылась в обувной коробке и протянула женщине бумажный пакетик.
– Таблетки акамола, сбивают температуру, и напоите его горячим чаем.
– У нас и чайника нет, обещали выдать вместе с мебелью, но я не успела сбегать на склад.
– Как вас зовут?
– Галина Партош.
– Вот что, Галя, возвращайтесь к мужу, а минут через десять я зайду. Хорошо?
Тель-Авив. 1974 год
Роза и Сиван Шапиро
Роза поехала в Тель-Авивский университет. Бывший преподаватель МГУ, доктор математических наук Яков Левенталь уехал в Израиль на год раньше, оттуда передавал Розе приветы в письмах через знакомых, а в одном послании пригласил бывшую ученицу навестить его на новом месте работы.
Левенталь в списке преподавателей на кафедре математики не числился. Роза больше догадалась, чем поняла, что никто не знает старого знакомого, на ее вопросы секретарши недоуменно пожимали плечами. «Надо было заранее позвонить, прежде чем переться в такую даль», – сказала она себе. Девушка прошлась по коридорам, проскользнула в полуоткрытую дверь первой попавшейся аудитории и уселась в заднем ряду. Через головы студентов, склонившихся над тетрадками, она увидела у доски преподавателя. Мужчина средних лет, тряся копной кудрявых волос, энергично выстукивал мелом уравнение, постепенно сползая цифрами, как струями водопада, в нижнюю часть доски. Присмотревшись, Роза поняла, что на доске вырисовывается доказательство известной теоремы. Бегло пробежав по кривым строкам, она с удивлением обнаружила ошибку, которая в конечном счете должна была привести лектора к ошибочному выводу. Ей стало интересно, как он решит проблему. Через несколько минут так оно и произошло, преподаватель сообразил, что где-то ошибся, несколько раз пробежался взглядом по многочисленным расчетам. Студенты начали переговариваться между собой, парнишка в джинсовой куртке встал за спиной преподавателя и демонстративно потянулся, показывая всем видом, что пора сделать перерыв.
– Я должен подумать, где произошла ошибка, встретимся через полчаса. – Развернувшись, лектор покинул аудиторию.
В помещении осталось только две студентки и Роза. Одна, не мешкая, вытащила недоеденный сэндвич, с аппетитом откусила большой кусок, другая, раскрыв книгу на помеченной странице, углубилась в чтение.
Роза подошла к доске, вытерла губкой неправильное место в доказательстве и, не останавливаясь, продолжила расписывать теорему, стирая и вписывая цифры и знаки. Она настолько увлеклась, что не обратила внимание, как аудитория постепенно заполнилась, студенты бесшумно усаживались, переговариваясь между собой жестами. Преподаватель также вернулся. Увидев незнакомую девушку возле доски, уселся в первом ряду, наблюдая, как теорема приобретает окончательный вариант.
Роза поставила точку, вытерла руки тряпкой и обернулась к классу. Лектор доброжелательно улыбнулся, хлопнул в ладоши, вслед за ним дружно захлопали студенты.
Сивану Шапиро не исполнилось тридцати лет, когда он защитил докторскую диссертацию по математике, несколько лет работал в должности преподавателя в Тель-Авивском университете, затем провел два года в Оксфорде, работая над постдокторатом. Он вернулся в Израиль, когда у матери обнаружился рак, ей предстояло пройти курсы химиотерапии и ряд других процедур. Отец Сивана, инженер по образованию, погиб в начале Войны на истощение почти через год после окончания Шестидневной войны. Снаряд, выпущенный с египетской стороны Суэцкого канала, взорвался рядом с группой специалистов, прибывших с целью разработать линию обороны в случае новой войны.
Сиван энергично жестикулировал, надеясь таким образом быть более понятным полноватой, с глазами ребенка девушке. Роза внимательно вслушивалась в поток слов – в Москве она взяла пару десятков уроков иврита у бывшего преподавателя хедера. Она выходила из дому часа на два раньше, пересаживалась с автобуса на метро, ехала трамваем, шла пешком. Временами Роза ощущала себя настоящей подпольщицей, украдкой оглядывалась, как приказывал ей отец, но никто за ней не следил. На условный стук дверь открывал пожилой, близорукий, сгорбленный еврей. Она проходила в гостиную, усаживалась за стол вместе с другими учениками.
– Решено, мы идем к заведующему кафедрой профессору Цейтлину, сейчас же, – категорично заявил Сиван на ломаном русском языке, – он всегда остается допоздна.
Сиван проучился два класса в русской школе, в 1956 году родители получили разрешение на выезд в Польшу, а оттуда семья репатриировалась в Израиль. Он хорошо помнил, как сабры, коренные израильтяне, обзывали его «маменькиным сынком», потому что на любое предложение остаться после уроков, пойти на море или прогуляться по городским улицам мальчик всегда отвечал одно и то же: «Мне надо спросить разрешение у мамы».
Профессора на кафедре не оказалось, он уехал на конференцию в Хайфу, вернется только на следующий день после обеда.
Роза посмотрела на часы:
– Я должна вернуться домой, в Беэр-Шеву, иначе мама начнет волноваться. У нас нет телефона, скоро начнет темнеть, меня предупреждали: ни в коем случае не садиться в попутные машины.
– Останься в Тель-Авиве, завтра Цейтлин вернется, я с ним поговорю, чтобы тебя приняли на третий год обучения.
– А что я маме скажу, у нее очень крутой характер. Она в лагере за убийство отсидела.
В Розином голосе послышались жалкие нотки. Сиван махнул рукой:
– У меня приятель преподает в Беэр-Шевском университете, я ему позвоню, он сходит к вам домой. А ночевать пойдешь к нам, мама будет тебе рада. Она давно
